Из воспоминаний детей войны » ПИСЬМО ВНУКУ(третье – продолжение)
Как бы ни показалось странным, фамилия председателя была Костыль, а звали его Тарасом Макаровичем. Родом был из Запорожья, словом, такой же хохол, какими были все мои односельчане. Так что с языком у нас было полное взаимопонимание.
Колхозницы дали ему прозвище «трижды костыль», плюсуя к двум костылям, на которых он ходил, еще и фамилию. Ранение он получил при форсировании Днепра. Мне доводилось не раз слышать, как он в разговоре о ранении в шутку, а может всерьез, сетовал на судьбой данную ему фамилию, которой при форсировании Днепра вдруг вздумалось поставить его на костыли, чтобы доказать свою значимость кровью. Это был жгучий брюнет – красавец ростом под 190 см, сухощавый, с чисто брежневскими бровями. Лицом он был похож на артиста Матвеева в ту пору, когда он играл роль Нагульного в «Поднятой целине» Шолохова. По характеру был вспыльчив до бешенства, но также быстро отходчив, жалостлив и даже в какой-то мере беспомощен. Ходил всегда в военной форме с погонами капитана, воротничок гимнастерки всегда был подшит белым материалом, а пуговицы шинели и гимнастерки начищены до блеска. На гимнастерке красовались два ордена Славы и еще несколько медалей.
Кирюша, поверь, внешность этого человека и его поведение вызывали во мне ни с чем не сравнимую зависть и подражание. Одному Богу известно душевное состояние подростка, которое возникало у меня при виде этого героя войны. Хотелось встать на те же костыли, ощущать те же боли, что и он. Словом, я был очарован им и готов был выполнять любое его поручение, связанное даже с риском для жизни. Только этим можно объяснить мою ночную поездку в Золотаревку с больной.
Лет ему было за тридцать. До войны он работал учителем и, видимо, скучал по своей работе, потому что часто проезжал мимо школы, заходил к директору и интересовался школьными делами. Мне он говорил, что я возить его буду только до начала учебного года, а потом, если сам не пойду в школу, он меня туда отведет. Правда, отводить меня ему не довелось, но и пошел я в школу не без его прямого участия. Как это было, опишу потом.
А теперь о том, чем закончилась моя поездка с больной Дунькой в больницу села Золотаревка. После того, как я сдал больную врачу, домой один возвращаться побоялся. Пришлось поехать к председателю колхоза им. Тельмана, расположенного в том селе, и просить его каким-нибудь образом переправить меня с лошадью домой.
Выслушав мой рассказ, председатель, будучи таким же инвалидом войны, как и наш Тарас Макарович, только старше, при мне закатил несколько непечатных тирад в адрес нашего председателя, обозвав его дураком и волокитой. Тут же позвал к себе сторожа колхозного двора, которому велел организовать мое сопровождение домой. К обеду дед Матвей нашел двух подростков, которые были немного старше меня и одного взрослого мужчину со слепым глазом. Подростки были вооружены охотничьими ружьями, а одноглазый – винтовкой. Председатель велел дать им хороших верховых лошадей. Таким образом, во второй половине февральского дня мы двинулись в обратный путь. Ехали той же дорогой ко мне домой в Добровольное. Я правил лошадью, сидя в бидарке, а сопровождающие ехали верхом на лошадях.
Проехав километров пять, мы увидели в стороне от дороги возле одной из скирд сена на расстоянии около километра стаю волков. Видимо, это были те же волки, что преследовали меня на рассвете. Одноглазый прицелился из винтовки и выстрелил. Было видно, как один из волков подпрыгнул и свалился. Тут же вся стая на него набросилась и стала рвать на куски, то ли от голода, то ли по звериному инстинкту, почуяв запах крови.
Мы поспешили скорее скрыться от этого места, пустив лошадей в галоп. Приехав домой, я поспешил доложить председателю о выполненном задании. И что я услышал!
Вместо ожидаемой похвалы он сказал:
- Миша, поверь, я не думал, что ты такой дурак. Как ты смог решиться на такую поездку, да еще ночью? Просто ума не приложу. Ведь я писал тебе записку для того, чтобы оправдаться перед бабами, надеясь на то, что до утра ты, во всяком случае, откажешься ехать. А тебя вон как разнесло (тут он крепко выразился). Потом, опомнившись, глянул в мои полные слез глаза и добавил:
- А вообще-то ты у нас герой. Вот в субботу будет очередное собрание колхозников, я на нем расскажу всем о твоем подвиге.
Кирюша, если бы ты знал, как я ждал этого собрания, и оно состоялось! На этот раз я постарался заранее занять место в первых рядах. Собрание открыл председатель колхоза, который зачитал те вопросы, которые подлежало обсудить. Я внимательно, с замиранием сердца слушал в ожидании, что председатель назовет и вопрос о моем подвиге, но он промолчал. Промолчал он и после того, как из задних рядов одна из моих теток прокричала:
- Надо бы обсудить вопрос, что нам делать с Дунькой!
Председатель закашлялся, но в полемику не вступил, собрание зашумело и тут же замолчало. Затем приступили к обсуждению предложенных вопросов. Вскоре от духоты и вони, царившей в помещении плотницкой мастерской, где проходило собрание, я уснул. Проснулся только тогда, когда собрание закончилось, и все стали расходиться, так и не дождавшись обсуждения моего «героизма».
Когда я повез председателя на квартиру, он сказал:
- Миша, ты прости меня за то, что я не решился рассказать бабам о твоем «подвиге». Для меня это могло плохо кончиться, так как я не смог бы ответить им на многие вопросы их женского самолюбия, зависти к Дуньке и причиненного им горя, которое принесла война.
На этом тема моего «подвига» была навсегда закрыта и больше не обсуждалась. Тарас Макарович к лету поправился, бросил костыли и стал ходить, опираясь на одну трость, которую ему выстругал плотник, а кузнец выковал, на мою беду, железный наконечник под председательскую ладонь. Так закончился август 1944 года.
Лето выдалось жарким и сухим. Уборка пшеничных полей шла полным ходом. В один из дней мы выехали с председателем в поле, где шла уборка. Объехав поля и убедившись, что колхозницы и подростки приступили к скашиванию, вязанию и складыванию пшеничных снопов в копны, возвратились в контору. Председатель наказал бригадиру полеводческой бригады присматривать за уборкой, сказав, что он на поле сегодня не приедет, так как ему надо подготовиться к совещанию, которое состоится вечером в сельском совете в присутствии секретаря райкома.
Не знаю, что случилось, но председателю вдруг понадобилось опять срочно ехать в поле. Пришлось запрягать в линейку пару резвых жеребцов, чтобы успеть съездить в поле и ко времени поспеть на совещание. Председатель прихватил с собой от роду хромого учетчика, и мы поехали. Линейка, чтобы ты, Кирюша, представлял – это облегченная четырехколесная конная повозка с рессорами и подкрылками, которые прикрывали пассажиров так, чтобы на них не попала грязь и песок. Пассажиры, не более четырех человек, садились на нее по два человека с каждой стороны, располагаясь спинами друг к другу. Такую линейку я видел в каком-то кино, кажется, в «Неуловимых мстителях». Вот на такой линейке мы ехали в тот день.
Как только лошади вынесли нас на бугор, с которого пшеничное поле было видно, как на ладони, мы обнаружили, что на поле никого нет. Куда делись люди, пока оставалось загадкой. На поле оставались только косилки с впряженными быками и лошадьми. Вдруг мы сразу увидели, как со стороны лесозащитной полосы по нескошенному пшеничному полю бежит большая группа женщин и подростков. Первым сообразил учетчик, который воскликнул:
- Тарас Макарович, они бегут с бахчи, куда они ходили воровать арбузы.
Действительно, женщины и подростки, уличив момент, решили сходить на бахчу, попробовать арбузов.
М. Прилепа – твой дедушка.
Друзья, пожалуйста, нажимайте на кнопки соцсетей, этим Вы поможете развитию проекта!