Предисловие
К МНОГОТОМНОЙ ПУБЛИКАЦИИ МАТЕРИАЛОВ ДЛЯ
«СЛОВАРЯ УРАЛЬСКИХ ФАМИЛИЙ»
Фамилия — удивительное и неповторимое явление нашей культуры, ценнейшее и неоцененное достояние каждой семьи; она зримо связывает нас со многими поколениями предков, служит надежной путеводной нитью всякого родословного разыскания, является своеобразным «пропуском в историю». Фамилии — «меченые атомы» истории — пронизывают века, донося до нас информацию о далеких родоначальниках, давая возможность осознать свою сопричастность истории через бесконечную цепочку предков, теряющуюся в глубине веков.
Но вот парадокс: изучение фамилий до сих пор остается уделом филологов. За последние несколько лет опубликованы словари фамилий В.А.Никонова, Ю.А.Федосюка, Е.А.Грушко и Ю.М.Медведева, издан перевод монографии Б.-О.Унбегауна «Русские фамилии» 1. Во всех этих книгах торжествует лингвистический подход к фамилиям, время, место и другие обстоятельства их возникновения отражены лишь в отдельных примерах. Подбор фамилий в словарях филологов обычно произволен, изъятые из контекста бытования фамилии воспринимаются скорее как явления языка, а не феномены культуры, вызванные к жизни ходом истории. В большей мере с историей конкретного края связаны региональные словари фамилий Е.Н.Поляковой и Ю.И.Чайкиной, а также монография В.Ф.Житникова, написанные на материалах Русского Севера и Урала и приближающиеся к решению задач исторической антропонимики, но и в них исторический подход к изучаемому предмету не является определяющим.
Между тем, фамилия — явление исторически обусловленное, а значит, требующее при изучении соответствующего подхода. В течение многих веков фамилии, понимаемой как «общее имя членов семьи, наследуемое далее двух поколений» 2, вообще не было: наши предки долгое время обходились лишь именами и прозвищами. Из них фамилии и возникли и утвердились как оптимальный способ установления вертикальных родовых связей, при этом мотивы для верхних и нижних социальных слоев общества были различны: у первых это прежде всего необходимость установления преемственности в военной и гражданской службе и вопросы наследования имущества, у последних — обязанности перед государством и другими земельными собственниками по уплате налогов и несению всевозможных повинностей.
Время появления фамилий у разных категорий населения и для различных регионов России также было различным. Применительно ко многим боярским и дворянским родам о фамилиях можно говорить уже с XV в., тогда как у помещичьих крестьян, составлявших большинство населения страны, фамилии официально появляются лишь после отмены крепостного права в 1861 г. На Русском Севере, заселенном преимущественно черносошным (государственным) крестьянством, становление фамилии приходится на XVI-XVII вв., что сказалось и на раннем появлении ее у населения Среднего Урала, пополнявшегося в XVII в. в значительной мере за счет севернорусских крестьян — выходцев из Поморья, Вятской земли и Перми Великой.
Уже в первой переписи населения Верхотурского уезда, проведенной в 1624 г. М.Тюхиным, значительная часть крестьян, ямщиков, посадских и стрельцов зафиксирована с именованиями, ставшими фамилиями их потомков. В переписи 1680 г. Л.М.Поскочина абсолютное большинство жителей Верхотурского уезда, охватившего к тому времени большую часть Среднего Урала, записаны с фамилиями или прозвищами, положившими начало фамилиям их потомков.
Ранняя фиксация фамилий на Урале, а также высокая степень оседлости основной массы населения края и хорошая сохранность источников позволяют считать издание «Словаря уральских фамилий» делом вполне реальным. При этом единственным критерием отнесения той или иной фамилии к числу уральских является степень укорененности ее в местной антропонимике. Так, фамилии Иванов и Сидоров будут рассматриваться как уральские, поскольку некоторые из уральцев, носящих их в наши дни, принадлежат к родам, известным на Среднем Урале с XVII-XVIII вв.
Выходу в свет многотомного исторического «Словаря уральских фамилий» предшествует издание материалов для словаря: не менее шести основных томов (по числу восточных уездов Пермской губернии: Верхотурский, Екатеринбургский, Ирбитский, Камышловский, Красноуфимский и Шадринский), а также несколько дополнительных. В основных томах в качестве базового источника будут браться по возможности исповедные росписи, наиболее полно отражающие население уездов (вплоть до Всероссийской переписи 1897 г., первичные материалы которой по Уралу не сохранились, ни один источник не охватывал всего населения той или иной территории: в переписных книгах и ревизских сказках отражены податные сословия, в исповедных росписях — только православные, и т.д.); дополнительные тома будут базироваться на данных однотипных источников по отдельным категориям населения (служилым, посадским, мастеровым, ясачным), по административным единицам, не совпадавшим территориально с уездами XIX в. (уезды XVII в., дистрикты, слободы, заводские округа), или по иным принципам 3. Со временем предполагается охватить и остальные, приуральские уезды Пермской губернии, а также Южный Урал, территория которого входила в состав Оренбургской губернии.
Словарные статьи внутри каждого тома располагаются по алфавиту фамилий, приводимых в таком виде, как они фиксируются в основном источнике. Все варианты написания фамилии, как правило, рассматриваются в одной статье. В качестве основного выбирается наиболее распространенный или общеупотребительный вариант; в тех местах, где должны были быть помещены описания других вариантов фамилии, дается отсылка на основную статью (например: АЛОНЦОВ. См.ОЛОНЦОВ), за исключением тех случаев, когда варианты следуют по алфавиту один за другим: МИНЕЕВ, МИНИЕВ. В структуре словарной статьи можно условно выделить три смысловых блока, тесно связанных между собой: лингвистический, исторический и географический.
В первом из выделенных блоков информации содержатся сведения об этимологии фамилии: ее основе (имя — каноническое, дававшееся человеку при крещении, неканоническое, определяемое иногда как «внутрисемейное», или прозвище), с указанием максимально широкого числа возможных значений, приводимых в словарях имен, этимологических, говорных и толковых словарях русского языка (прежде всего — в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И.Даля) и языков других народов, населяющих Урал и соседние регионы России, а также в других иноязычных словарях. Здесь же приводятся мнения исследователей, объясняющих значение основы данной фамилии.
Для оценки распространенности той или иной русской фамилии нередко пользуются данными частотного списка, опубликованного Б.-О.Унбегауном в монографии «Русские фамилии» (кратко именуемого в дальнейшем «Список 100»); однако необходимо учитывать, что он составлен автором на основе справочника «Весь Петербург» за 1910 г. и далеко не всегда отражает широту бытования фамилий как по России в целом, так и в отдельных ее регионах. Например, фамилии Казанцев и Медведев в этом списке отсутствуют, тогда как на востоке России, и в частности на Урале, они являются одними из самых распространенных.
Исторический блок открывается общероссийскими примерами бытования фамилий (а также составлявших их основу неканонических имен и прозвищ), заимствованными прежде всего из «Ономастикона» С.Б.Веселовского и словаря Н.М.Тупикова. Далее следуют уральские примеры, как из источников, опубликованных и неопубликованных, так и из литературы. Наконец, приводятся сведения о фиксации фамилии и исходного прозвища в пределах рассматриваемого уезда, особое внимание уделено предкам носителей фамилии. Привлечение разновременных источников (включая данные книги «Память») позволяет проследить историю отдельных уральских родов на протяжении трех-четырех веков.
Необходимо особо оговорить принцип передачи имен, фиксируемых в документах XVII в. в неполной форме: Васка, Ивашка, Лучка, Оничка, Фетка; они приводятся в канонической (Василий, Иоанникий) или общеупотребительной (Иван, Федор) форме, в случае существенных отличий в звучании имени или сомнений в правильности его передачи форма, фиксируемая в документах, дается в скобках или через косую черту: Иоанникий (Оничка), Савва/Сава, Дементий (или Демид — «Демка»). Следует учитывать также, что некоторые неполные формы могли быть образованы от различных имен: например, Лучка — как от Луки, так и от Лукиана (принимавшего обычно форму Лукьян или Лукоян) и Лукиллиана, а Сава — не только от Саввы, но также от Савела (в просторечии — Савелий), Савватия, Савина, Саверия и даже Севастиана (через просторечную форму Савостьян). То же относится и к отчествам: Иван Каллиникович (Калинин), Зотик Феофилактович/Зотей Филатов. Таким образом, имена и отчества наших предков звучат для нас так, как звучали бы, будь они нашими современниками, и одновременно сохраняется старая, трехсотлетней давности форма их написания.
Фамилии передаются в том виде, как они зафиксированы в источнике, даже если это противоречит современной орфографии, как в сочетаниях чю, жы/шы и др.; случаи заведомого искажения фамилии (например, в результате ошибки писца) оговариваются особо. Исключение сделано для временно появляющегося в написании многих фамилий конечного -ых (Брусницыных, Ветлугиных, Старицыных и т.д., что особенно характерно для переписи 1719 г.), поскольку они и до этого, и позднее писались без этого окончания. Разумеется, речь идет не о таких фамилиях, как Белых, Жирных, Черных, существующих и по сей день. Особого упоминания заслуживают фамилии на -ых, образованные от двусложных имен (Ильиных, Козьминых/Кузьминых, Лукиных, Савиных, Фоминых), поскольку некоторые из них сегодня на Урале более распространены, чем традиционные Ильин или Кузьмин (см. соответствующие статьи; рассмотрение обоих вариантов фамилий в рамках одной статьи объясняется тем, что взаимный переход одной формы в другую нередко происходил на протяжении веков, пока введение паспортов не утвердило их в качестве самостоятельных и равноправных фамилий). Обычным делом было написание с -ых фамилий солдаток (в том числе и в исповедных росписях 1822 г.), хотя у их детей оно, как правило, не закреплялось.
Составляющие третий смысловой блок топонимические параллели позволяют в некоторых случаях установить связи между исследуемыми фамилиями и географическими названиями, в частности, что особенно важно, на уровне местной топонимики. Приводимый в конце каждой статьи цифровой ключ к топонимическому приложению в конце тома дает картину распространения фамилии в пределах данного уезда, а планы-схемы составляющих уезд волостей, слобод или приходов позволяют представить это наглядно. В числе приложений будут также частотные списки имен, дававшихся детям жителями уезда в год составления базового источника, списки других использованных источников, литературы и др.
Изложенная выше структура появилась не сразу, а сложилась в процессе подготовки к изданию первого тома материалов для «Словаря уральских фамилий». Со временем все шире становился круг привлекаемых архивных источников и литературы, что позволяло прослеживать судьбы отдельных уральских родов на протяжении нескольких веков (хотя автор и не ставил перед собой в качестве задачи проведение собственно родословных разысканий 4). Автору хотелось дать как можно больше информации, которая для читателя, по разным причинам, малодоступна или совершенно недоступна. При этом необходимо отметить, что представляемые вниманию читателя словарные статьи не претендуют на исчерпывающую полноту информации по той или иной фамилии: это лишь основа для будущих исследований и одновременно приглашение к новым поискам.
Сам жанр публикации — материалы для словаря — предполагает определенную неполноту, незавершенность работы, возможность постоянно пополнять эти материалы, предлагать новые версии объяснения значений имен и прозвищ, от которых образовывались фамилии. Одни предположения со временем найдут дополнительные подтверждения в новых материалах, другие будут опровергнуты и отброшены как несостоятельные. Собранные автором замечания позволят подготовить текст словаря фамилий на более высоком уровне, чем отдельные тома подготовительных материалов. Но эти тома сохранят самостоятельное значение, поскольку словарь не сможет вобрать в себя весь объем и все многообразие этих материалов: они и в дальнейшем будут служить опорной базой, сводом конкретных данных для словаря.
Что могут дать читателю публикуемые материалы для «Словаря уральских фамилий»? Тем, чьи предки пришли на Урал три-четыре века тому назад — конкретное знание истории своего рода, своей семьи, чувство сопричастности через своих предков истории родного края, всей необъятной России. Тем, кто не найдет в первом томе сведений о своих предках (потому ли, что они жили за пределами Урала, или оттого, что сами мы плохо знаем собственное родословие и фамилии предков по разным родовым линиям — ведь с каждым поколением в глубь истории число наших прямых предков удваивается) — надежду на то, что важная для них информация обязательно войдет в один из последующих томов этого издания. И всем нам — понимание того, что история — это прежде всего смена поколений людей, веками создавших все то, что мы называем цивилизациями и культурами, что эта история — наше достояние, она жизненно важна для нас и познаваема. Все остальное зависит только от нас: от нашего желания знать свое прошлое, от нашей воли связать нитями знания десятки поколений и передать это знание, обогащенное нашим личным жизненным опытом, будущим поколениям, тем, кто будет после нас.
Опыт работы над «Словарем уральских фамилий» в дальнейшем может быть использован при создании исторических словарей фамилий на материалах других регионов России, после чего можно было бы приступить (на качественно новой основе, объединяя усилия филологов и историков) к осуществлению проекта В.А.Никонова — изданию «Словаря русских фамилий»: к концу 1960-х гг. составленная этим ученым-филологом картотека охватывала около 70 тысяч фамилий, но при жизни им был опубликован только словарь на букву А (около 2300 статей). До сих пор колоссальный труд ученого фактически остается втуне, не получая завершения и оставаясь неизвестным тем, для кого он совершался.
Учитывая ограниченные возможности словарей в отношении объемов информации, автор разработал программу «Родовая память», предусматривающую создание компьютерной базы данных о населении Среднего Урала конца XVI — начала ХХ в. и реализуемую с 1999 г. на базе Центральной научной библиотеки Уральского отделения Российской Академии наук в Екатеринбурге 5. Именно здесь информация о далеких предках уральцев будет представлена во всей возможной полноте. В перспективе и эта работа, нуждающаяся в значительном по объему целевом финансировании, могла бы выполняться в общероссийском масштабе. Вместе с публикацией «Словаря русских фамилий» это составит надежный фундамент развития национального исторического сознания россиян в XXI веке, что гораздо важнее поисков абстрактной «национальной идеи».
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Все упоминаемые в текстах предисловий публикации и источники отражены
в приложениях к данному тому.
2 Никонов В.А. До фамилий // Антропонимика. М., 1970. С.92.
3 Подробнее о разных видах источников см.: Мосин А.Г. Исповедные росписи как исторический источник // Летопись уральских деревень: Тез. докл. науч.-практич. конф. Екатеринбург, 1995. С.195-197; Перевалов В.А., Коновалов Ю.В. Крестоприводные книги Верхотурского уезда XVII в. (проблемы изучения и публикации) // Культурное наследие российской провинции: история и современность. К 400-летию г.Верхотурья. Тез. докл. и сообщ. Всерос. науч.-практич. конф. Екатеринбург, 1998. С.71-76; Мосин А.Г., Коновалов Ю.В. Источники родословий уральских крестьян // УРК. С. 313-316.
4 Возрастание интереса к родословным разысканиям проявилось в воз-
никновении в Екатеринбурге двух обществ, выпускающих продолжающиеся издания с многочисленными материалами по истории уральских родов: Уральское историко-родословное общество издает «Уральский родовед» (четыре выпуска в 1996-1999 гг.), Уральское генеалогическое общество — сборник статей «Сплетались времена, сплетались страны…» (к 1999 г. вышло четыре выпуска). См. также упоминавшийся выше сборник «Уральская родословная книга».
5 Список публикаций по программе «Родовая память», посвященных проблемам создания компьютерной базы данных и издания «Словаря уральских фамилий», помещен в приложениях к данному тому.
Памяти своих предков —
крестьян Камышловского уезда —
посвящает эту книгу
Автор.
АНТРОПОНИМИКА КАМЫШЛОВСКОГО УЕЗДА
Восьмидесятые годы шестнадцатого века ознаменовались событием мирового значения: началось расширение пределов Московского царства за счет Сибири. Вскоре после похода Ермака здесь основаны были первые русские города: Тюмень (1586 г.), Тобольск (1587 г.) и другие. Движение на восток приняло необратимый характер, и на протяжении жизни одного поколения Московская Русь стала Россией.
В 1595 г. началась прокладка кратчайшего пути от Соликамска через Уральский хребет в Сибирь. В том месте, где дорога вышла к реке Туре — притоку Тобола — три года спустя был основан город Верхотурье. Этим было положено начало формированию оседлого русского населения на Среднем Урале.
С самого начала XVII в. массовый характер приняла крестьянская колонизация Среднего Урала, охватывавшая со временем все новые земли, так что пределы Верхотурского уезда неуклонно расширялись. Уже в переписи 1624 г. названы Невьянская слобода и многие десятки деревень (нередко еще однодворных) по рекам Туре, Салде, Тагилу, Нейве (Невье) и Режу. В последующие годы появляются новые слободы, первопоселенцы которых получают временные налоговые льготы (откуда и само название «слобода»); слободы как поселения быстро обрастают деревнями, в совокупности образующими слободу уже как административно-территориальную единицу 1. Ко времени составления переписи 1680 г. в состав уезда входили территории таких удаленных друг от друга районов современной Свердловской области, как Новолялинский на севере, Первоуральский на юго-западе, Ирбитский на востоке и Пышминский на юго-востоке. Таким образом, в пределах Верхотурского уезда к концу XVII в. оказалась большая часть Среднего Урала.
Первые русские поселения на территории будущего Камышловского уезда возникают в середине XVII в., причем одни слободы в административном отношении принадлежали к Верхотурскому уезду, другие — к Тобольскому, в зависимости от того, в каком из уездных центров была получена грамота на заведение нового поселения. К Верхотурскому уезду по переписи 1680 г. относились слободы на р.Пышме — Пышминская Ощепкова (существует с 1646 г.), Камышловская (основана в 1668 г. как Камышевская, переименована после 1687 г.) и Красноярская (с 1670 г.), а также деревни, принадлежавшие Верхотурскому Николаевскому и Невьянскому Богоявленскому монастырям, на месте которых уже после 1680 г. возникли Пышминская экономическая и Новопышминская слободы.
Сравнительно позднее для Среднего Урала в целом заселение русскими территории будущего Камышловского уезда отчасти может быть объяснено тем, что постепенное освоение земель крестьянами шло от рек Туры и Тобола по их притокам, преимущественно в направлении от устий к истокам. Если в среднем течении р.Пышмы первые слободы возникли к середине XVII в. (в 1646 г., кроме Пышминской, была основана Беляковская слобода, относившаяся к Тобольскому уезду), то освоение ее верховий относится к концу этого столетия.
Хозяйственное и культурное освоение русскими средней части Исетского поречья было положено основанием в 1644 г. Далматовского Успенского монастыря на территории, вошедшей со временем в состав Шадринского уезда. Выше по течению были земли, отнесенные в конце XVIII в. к Камышловскому уезду: на них построены Катайский (1656 г.) и Колчеданский (1673 г.) остроги, вокруг которых сразу стали возникать многочисленные деревни, а в 1701 г. пущен Каменский казенный завод, построенный при впадении речки Каменки в Исеть на землях, осваивавшихся ранее Далматовским монастырем. Еще выше по течению Исети возникла Камышевская слобода (1687 г.), ставшая со временем частью Екатеринбургского уезда.
Камышловский уезд был образован в 1781 г. и располагался в юго-восточной части Пермской губернии, гранича на западе с Екатеринбургским, на севере — с Ирбитским и на юге — с Шадринским уездами той же губернии, а на востоке — с Тюменским уездом Тобольской губернии. На современной карте эта территория занимает в основном юго-восток Свердловской области (Богдановичский, Сухоложский, Камышловский, Пышминский и Каменский — за исключением западной части — районы, северная часть Талицкого района и небольшие участки на востоке Белоярского и на западе Тугулымского районов), захватывая также северную часть Катайского района и северо-западную часть Далматовского района Курганской области и небольшой участок на севере Каслинского района Челябинской области.
Камышловский уезд был преимущественно крестьянским по составу населения. К началу XIX в. на его территории было только два завода — Каменский железоделательный и Талицкий винокуренный. В начале XVIII в. многие слободы были приписаны к заводам (Каменскому, Уктусским и др.), где крестьяне строили плотины и иные заводские сооружения и выполняли различные вспомогательные работы (углежжение, извоз и т.д.).
В острогах и новоустроенных слободах поначалу значительную часть населения составляли беломестные казаки и другие служилые, верставшиеся из местного крестьянства или переводившиеся из других мест, но большую часть их уже к началу XVIII в. перевели в крестьяне; в слободах были дворы детей боярских (так именовали служивших на Урале и в Сибири дворян), некоторые из их потомков (роды Албычевых, Будаковых/Бутаковых, Лабутиных, Тырковых) тоже стали крестьянами.
Особую категорию населения, также выделившуюся из крестьянства, составляли отставные солдаты, освобождавшиеся от налогов, солдатки и солдатские дети. В селах, слободах и острогах проживали представители духовного сословия, формировавшегося изначально все из тех же крестьян, но со временем все более социально замыкавшегося в себе — священнослужители (священники, диаконы) и церковнослужители (дьячки, пономари). В этой среде постепенно сложились разветвленные роды (Бирюковы, Коровины, Кузовниковы, Ляпустины и др.), представители которых на протяжении многих десятилетий и даже веков обслуживали духовные нужды жителей уезда.
Единственным городом уезда был Камышлов; к 1822 г. в нем проживало 1270 человек, что составляло немногим более одного процента населения уезда, причем и здесь половину жителей составляли крестьяне. В городе жили также купцы и мещане, служащие и отставные чиновники и военные (включая инвалидную команду), мастеровые, священно- и церковнослужители.
На формирование населения Камышловского уезда оказывали влияние различные факторы: географическое положение территории, местный ландшафт, плодородность почв и климатические условия, степень заселенности и хозяйственной освоенности близлежащих земель, направления основных миграционных потоков населения Севера и Востока России и социальная политика правительства, отношения с коренным населением региона, развитие уральской горнозаводской промышленности и многое другое. Все это так или иначе нашло отражение в местной антропонимике.
Фамилии, образовавшиеся естественным путем, то есть от именования одного из предков, могли иметь основу в виде канонического имени или одной из его производных форм (о канонических именах подробнее будет говориться ниже), неканонического (внутрисемейного) имени или прозвища.
Неканонические имена (в том числе охранительные и благопожелательные), дававшиеся человеку в семье, сопровождали его в течение всей жизни и нередко фигурировали в документах в качестве основного имени вплоть до конца XVII в., когда употребление их было запрещено. В переписи населения Верхотурского уезда 1624 г. зафиксированы следующие неканонические имена: Безсон, Богдан, Грязной, Гуляй, Девятой, Десятой (Десятко), Добрыня, Дружина, Ждан, Завьяло, Замятня, Корела, Меншой (чаще в форме Меншик), Мороз (Мороско), Насон, Невер, Нечай, Первой (Первуша), Пинай, Помеха (Помешка), Посник, Пуля, Путило, Пятой (также в формах Пятко, Пятунко), Рык (Рычко), Сивой (Сивко), Томило, Третьяк (Треня), Худяк, Чудин (Чюдинко), Шанга, Шестак, Шумило. В переписи 1680 г. можно встретить имена Любим, Неупокой и др. Разумеется, этим не исчерпывается все многообразие неканонических имен, от большинства которых образовались фамилии, встречавшиеся и в Камышловском уезде. То, что некоторые исследователи-филологи и авторы популярных словарей фамилий вслед за В.К.Чичаговым рассматривают неканонические имена в качестве прозвищ, заставляет снова и снова обращаться к этому вопросу в статьях, посвященных отдельным фамилиям, и решать его на конкретном историческом материале.
Еще больше фамилий образовалось из прозвищ. У одного человека могло быть несколько прозвищ, сменявших одно другое на протяжении его жизни или уживавшихся одновременно, так что один и тот же человек мог быть записан в разных документах не только под разными именами (например, Иван и Любим), но и с различными прозвищами. Чаще всего фамилия образовывалась от притяжательной формы прозвища отца или более отдаленного предка: Сапогов < сын (внук) Сапога, «Сапогов сын/внук» < Сапог. Но были случаи, когда прозвище (обычно оканчивавшееся на -ов или -ин) начинало восприниматься как фамилия без каких-либо изменений: Дамаскин, Жерноков, Пермитин, Рыболов. Наконец, некоторые фамилии (Засыпкин, Кузнецов, Плотников, Попов и др.) могли быть образованы как из прозвища, так и по роду занятий отца.
Самую малочисленную категорию составляют фамилии искусственного происхождения, встречающиеся прежде всего у представителей духовенства; возможно, именно так появилась фамилия рода Мутиных — священнослужителей в целом ряде приходов Камышловского и Шадринского уездов.
Процесс образования фамилий активно шел на территории будущего Камышловского уезда на протяжении второй половины XVII — начала XVIII вв., но продолжался и позднее. В одних случаях переселенцы из других мест приходили с прозвищем, от которого позднее образовывалась фамилия, или с фамилией, в других фамилия получалась из прозвища, полученного уже здесь, или из имени.
В какой мере фамилии, фиксировавшиеся в этих местах к концу XVII в., вошли в современный антропонимический фонд, можно проследить на материалах слобод восточной части Камышловского уезда: Угецкой, Куяровской и Беляковской. Источниками послужат именные списки крестьян всех трех слобод за 1690-92 гг., исповедные росписи приходов тех же слобод и Талицкого завода за 1822 г. и данные книги «Память» (1930-е — 1940-е гг.) по Талицкому и Тугулымскому районам Свердловской области.
В Угецкой слободе в 1690/91 г. из 24 семей по крайней мере 13 записаны под 11 фамилиями: Шеломенцов, Стариков, Нехорошков, Ляпин, Стадухин, Лавров, Плотников, Деревнин, Шаманаев, Густокашин, Урванцов. За исключением последних двух, все эти фамилии (первая в написании Шаламенцов) фиксируются в приходе Угецкой слободы в 1822 г. и в книге «Память» по Талицкому району.
На 90 дворов Куяровской слободы в 1691/92 г. приходилось не менее 47 различных фамилий и прозвищ (некоторые повторялись: например, Шевелевым принадлежали пять дворов), из них 22 зафиксированы в 1822 г. в приходах этой слободы и Талицкого завода: Белкин, Буслаев (1691 г. — Буслай), Вараксин (1691 г. — Варагзин), Варлаков (1822 г. — Ворлаков), Долгих (1691 г. — Долгой), Доставалов, Заворуев, Зуев (1691 г. — Зуй), Изломаев (1691 г. — Изломай), Квашнин, Кузнецов, Куликов (в 1691 г. — прозвище по отцу: Куличенки), Кунгуров, Легалов, Лемешев, Логинов, Ончин (1822 г. — Оншин), Попов, Пулников, Рычков, Чернышев (1691 г. — Черныш), Чупин; еще несколько фамилий (Боровиков, Киселев, Кобелев, Суслов, Хомутинин, Шевелев) встречались в соседних приходах. Из 22 фамилий в книге «Память» по Талицкому району отсутствуют всего четыре: Заворуев, Белкин, Изломаев, Легалов.
В 186 дворах Беляковской слободы в 1690/91 г. проживали крестьяне со 123 фамилиями или прозвищами (некоторые повторялись), из них 47 зафиксированы в приходе слободы в 1822 г.: Берсенев, Борболин, Бурков, Бушманов, Володимеров, Вяткин (1690 г. — Вятка), Грозин, Давыдов, Долгушин, Енидорцов, Епанчинцов (1690 г. — Япанчинец), Завьялов (1690 г. — Завьяло), Задорин, Зайков (1690 г. — Зайко), Збродов, Зырянов (1690 г. — Зырян), Киселев, Климов, Козлов, Кокшаров, Конищев, Коркин, Коростелев (1690 г. — Коростель), Коуров, Кременев, Кудин, Кунгуров, Ласкин, Лылов, Медведев, Мохирев, Непеин, Неупокоев (1690 г. — Неупокой), Овечкин, Ознобихин, Олферов (1822 г. — Алферов), Пешков, Попов, Рышков, Сизиков, Старыгин, Строшков, Тарасов, Теплоухов (1690 г. — Теплоух), Федюкин, Черепанов, Щепелин. Все 47 фамилий (иногда в несколько измененном виде: Владимиров, Енидорцев, Епанчинцев) можно найти в книге «Память» по Талицкому и Тугулымскому районам. Кроме того, еще по крайней мере десять фамилий учтены в соседних приходах.
Разумеется, представленная выше картина нуждается в существенных оговорках. Во-первых, к концу XVII в. значительная часть крестьян (до 30-40%) писалась только с именем и отчеством; во-вторых, прозвища или именования по отцу/деду, еще не ставшие фамилиями, не всегда были устойчивыми, нередко менялись, иногда соседствовали в именовании одного человека («Петр Михайлов Калининых, он же Тыжных»; в 1708 г. пятеро братьев из д.Качусовой писались Поповыми Мухиными). С другой стороны, история некоторых из названных выше фамилий к концу XVII в. насчитывала уже до 3-4 поколений, так что их родоначальники были современниками Ивана Грозного.
Ко времени начала заселения русским крестьянством территории Камышловского уезда значительные пространства Среднего Урала уже были ими освоены, поэтому с самого начала здесь селились не только выходцы из Европейской России, но и уроженцы уральских слобод. Для различных частей этой территории можно выделить наиболее устойчивые миграционные связи, как внутриуральские, так и с другими регионами.
Для Пышминского поречья и поселений по речке Каменке во внутрирегиональных миграциях преобладали переселенцы из слобод Верхотурского уезда; в западной части это прежде всего уроженцы Невьянской, Тагильской и Арамашевской слобод, к востоку от Пышминской слободы — выходцы из Киргинской, Ирбитской и Усть-Ирбитской слобод, располагавшихся на территории нынешнего Ирбитского района. По р.Исети и ее притокам селились как уроженцы слобод Верхотурского уезда, так и пришедшие из исетских слобод: Арамильской, Камышевской, Мехонской и др.
В межрегиональных миграциях также можно установить определенные закономерности. На берегах Пышмы и ее притоков селились преимущественно выходцы с Русского Севера, Вятской земли, Казанского уезда и Приуралья: Соликамского, Чердынского, Осинского, Кайгородского, Кунгурского уездов и из владений Строгановых. Уроженцы этих мест доходили и до Исетского поречья, но здесь преобладало более южное миграционное течение, в котором, наряду с приуральскими центрами (Кунгур, Сарапул, Оса и др.), преобладали уезды Поволжья (Юрьевец-Повольский, Нижегородский, Казанский, Симбирский), а также наиболее близкий к этим местам Уфимский уезд.
Фамилии, образованные от топонимов, нередко хранят память об исторической родине родоначальников, хотя бывают и исключения; так, фамилии Балаганских, Гурьевских, Даурских, Тарских или Томский во многих случаях указывают скорее на род занятий обладателей исходных прозвищ: их получали служилые (казаки, стрельцы) по одному из мест службы.
Некоторое представление о географических пространствах, с которых шло заселение территории Камышловского уезда, может дать список (предварительный и неполный) фамилий его жителей, учтенных в исповедных росписях 1822 г. и разбитых, для удобства восприятия, по регионам, поставлявшим переселенцев:
Русский Север — Белозеров, Ваганов, Вагин, Вологженин, Волховской, Двинских, Еренских, Каргаполов, Каргаполцов, Кириловской, Кокшаров, Кокшарский, Колмогоров, Колмогорцов, Лузин, Мезенцов, Несенцов, Низовцов, Олонцов, Пермогорцов, Печерских, Пинеженин, Пинжаков, Пинигин, Пиняжин, Поморцов, Пустозеров, Ракульцов, Свирсков, Сысолин, Сысолятин, Тотмин, Тотмянин, Удинцов, Устьянцов, Устюгов, Устюжанин, Чаринцов, Шаламенцов, Южаков;
Поволжье — Алатарцов, Борчанинов, Ветлугин, Волженин, Казанцов, Костромин, Самарин, Свияжников, Симбирцов, Тверитин, Уженцов, Чистополов, Чухломин, Юрьевских, Ядринцов, Ярославцов;
Северный Кавказ — Терсков;
Центральная Россия — Белевских, Козельских, Колугин, Москвин, Московкин, Московских, Путинцов;
Приуралье и Вятская земля — Вяткин, Вятченин, Енидорцов, Кайгородов, Кунгуров, Кунгурцов, Мензелинцов, Мулинцов, Обвинцов, Осинцов, Пермитин, Сарапулцов, Сунцов, Усольцов, Уфинцов, Черданцов, Чусовлянкин, Чюсовитин;
Средний Урал и Зауралье — Верхотуров, Глинских, Епанчинцов, Закаменных, Касинцов, Мехонцов, Мугайских, Невьянцов, Пышминцов, Сибиряков, Тагилов, Тагилцов, Тегенцов, Туринцов.
Необходимо оговорить условность отнесения некоторых фамилий, которые могли происходить из разных регионов (Касинцов, Низовцов, Терсков), или образованных от названий местностей, расположенных на стыке регионов (Мензелинцов, Чюсовитин, Лузин), к одному из этих регионов, а также возможность нетопонимического происхождения прозвищ, лежащих в основе фамилий Ваганов, Колугин, Костромин, Москвин, Самарин и др. (см. соответствующие статьи в словаре).
В этимологической основе ряда фамилий, казалось бы, явно проступают этнонимы: Башкыров, Греков, Зырянов, Казарин, Калмаков, Корелин, Кыштымов, Мещеряков, Мордовских, Пермяков, Поляков, Чудинов и др. Но и здесь не всегда все так ясно и однозначно, как может показаться на первый взгляд. Почти каждая из названных фамилий имеет варианты толкования, исследователи продолжают спорить о значении их основ.
Работа с историческими материалами неизбежно приводит к необходимости рассматривать все возможные значения исходного прозвища, даже те, которые поначалу могут показаться совершенно невероятными. Со временем значения многих слов менялись, одни и те же слова в разных говорах могли иметь совершенно различные, порой противоположные значения. Для правильной оценки значения прозвища необходимо учитывать время и место его возникновения, особенности языка, быта, культурных традиций населения данной территории, род его занятий, межэтнические контакты и многое другое. В зависимости от конкретных условий появления и бытования прозвища различным может быть и объяснение его значения, что хорошо видно на примере фамилии Засыпкин.
Только обращение к переписям населения XVII-XIХ вв. помогает иногда обнаружить изменения, произошедшие в написании фамилии, когда вдруг оказывается, что фамилия Бунтовских имела первоначально форму Бунковских, Черепковы писались Черевковыми, а Стихины — Ссихиными; в результате же позднейших изменений Пермитины становятся Пермикиными, а фамилия Басеин зафиксирована и вовсе в курьезном написании Бассейн. Что послужило причиной подобных изменений — большее удобство в произношении, осознание неблагозвучности фамилии, переосмысление значения исходного прозвища, ошибка писца или что-то еще — можно достоверно установить (и то далеко не всегда) лишь с помощью архивных документов.
Имена, прозвища и фамилии людей, первыми осваивавших земли в пределах Камышловского уезда, широко отражены в местной топонимике, с некоторыми из них (Бурнин, Пирогов и др.) связаны легенды, нередко подтверждаемые документально. Есть фамилии (например, Паластров), которым очень трудно найти удовлетворительное объяснение. А встреча в одной деревне фамилий Ермаков и Кучюмов оставляет простор для самых смелых и заманчивых предположений, тем более что последняя не зафиксирована в других деревнях Камышловского уезда.
Чрезвычайно интересны фамилии, в основе которых просматриваются корни финно-угорского или тюркоязычного происхождения. В Пышминском поречье в равной мере фиксируются и те, и другие, тогда как по р.Исети и ее притокам явно преобладают последние, что, помимо постоянных контактов с коренным местным населением, отчасти объясняется близостью башкирских земель и миграциями из более отдаленных уездов Поволжья.
Наименее интересными могут показаться фамилии, образованные от полной формы канонических имен: происхождение их очевидно и не вызывает сомнений, здесь нет места догадкам и предположениям, не говоря уже о том, что в большинстве случаев они сравнительно позднего происхождения. И тем не менее, изучение этих фамилий, точнее, их уральских корней, представляет несомненный интерес, — прежде всего, для тех, кто носит эти фамилии сегодня. В этом отношении фамилии Владимиров (Володимеров), Прокопьев или Сидоров таят в себе не меньше загадок и возможных открытий, чем любые другие.
Чрезвычайно широк круг фамилий, образованных от производных форм канонических имен, причем если толкование одних не вызывает сомнений, то другие нередко относятся исследователями к числу образованных от прозвищ или от неканонических имен (Кункин, Мельков, Палкин, Пешков, Самков и др.) 2. Прояснить вопрос об основе той или иной фамилии во многих трудных случаях может только специальное исследование, проводимое с использованием большого и разнородного исторического и лингвистического материала, и прежде всего — данных об истории отдельных родов. Накоплению подобного рода материалов и призвана служить эта книга.
Степень распространенности отдельных фамилий в разных местностях была различной. В Камышловском уезде к числу наиболее распространенных (по состоянию на 1822 г.) можно отнести следующие фамилии: Зуев, Зырянов, Иванов, Казанцев, Кашин, Козлов, Кокшаров, Кузнецов, Кузовников, Ляпустин, Медведев, Овчинников, Осинцев, Панов, Петухов, Плотников, Пономарев, Попов, Черепанов.
* * *
В основу первого тома материалов для «Словаря уральских фамилий» положены исповедные росписи Камышловского уезда за 1822 г., хранящиеся в фондах Государственного архива Свердловской области в Екатеринбурге 3. Исповедные росписи должны были составляться ежегодно духовенством каждого прихода и охватывать всех прихожан, без исключения, независимо от их пола, возраста, социального положения и рода занятий. К сожалению, степень сохранности этого интереснейшего источника невысока: так, по Камышловскому уезду известны лишь два годовых свода исповедных росписей, охватывающих все приходы — за 1809 и 1822 гг.; последнему, как более позднему по времени, а потому и более полному в информационном отношении, и было оказано предпочтение.
В 1822 г. в Камышловском уезде было 44 прихода с без малого 125 тысячами прихожан; количество фамилий, зафиксированных в исповедных росписях этого года (со всеми вариантами написания), доходит до 2150, им посвящено в общей сложности около двух тысяч словарных статей.
Общая схема статьи изложена в помещенном выше предисловии к многотомному изданию материалов для «Словаря уральских фамилий», поэтому в дальнейшем речь будет идти о содержательном наполнении статей первого тома.
Исповедные росписи 1822 г. составлялись в тот период, когда население Камышловского уезда вполне сложилось и приобрело устойчивый вид, хотя, разумеется, миграции (приток населения из Европейской России, отток его в Сибирь, а также перемещения в пределах Урала) продолжались как в это время, так и позднее. Происходили изменения и в антропонимическом фонде уезда: какие-то новые фамилии появлялись (при этом происходило и перемещение их в пределах уезда), какие-то исчезали, временно или навсегда, однако в целом основа его к тому времени уже сложилась.
Использование одного источника, даже самого полного и высокоинформативного, дает лишь одномоментную картину распространения фамилий в данной местности, своеобразный единовременный срез местной антропонимики. Для установления времени появления в крае той или иной фамилии, выявления уральских (и неуральских) корней в истории отдельных родов необходимо привлечение более ранних исторических материалов — прежде всего, переписей населения Среднего Урала XVII — начала XVIII вв., а прослеживание судеб фамилий в более позднее время невозможно без обращения к массовым источникам нашего столетия.
Предками многих жителей Камышловского уезда были уроженцы различных слобод Верхотурского уезда, поэтому уже в первом томе широко используются материалы переписных книг Верхотурского уезда 1624 и 1680 гг. (в дальнейшем предполагается положить данные переписи 1680 г. в основу одного из дополнительных томов материалов для словаря). Благодаря этому удается проследить историю многих родов вплоть до XVI в., собрать сведения о родоначальниках (форма исходного прозвища, место рождения или прежнего проживания, сословная принадлежность, род занятий, этническая принадлежность и т.д.). По самым приблизительным подсчетам, из примерно 1750 фамилий, бытовавших в Камышловском уезде к 1822 г. (не считая образованных от канонических имен и их производных форм), более 400 можно найти в упоминавшихся выше переписях населения Верхотурского уезда. Некоторые из этих фамилий могли появиться в Исетском и Пышминском поречьях независимо от бытования их в верхотурских слободах, но во многих случаях наличие родовых связей подтверждается документально.
Сведения о населении территорий, вошедших в Камышловский уезд, помимо переписи 1680 г. (о чем говорилось выше), взяты в основном из следующих источников: именные списки крестьян Беляковской, Угецкой (1690/91 г.), Куяровской (1691/92 г.), Киргинской (по части с.Юрмыцкого) слобод, Балаирского погоста (1708 г.) и Катайского острога (1709 г.), переписные книги Катайского и Колчеданского острогов (1695 г.), переписные книги 1710 и 1719 гг.; данные II ревизии (1744-45 гг.) привлекались в основном по Каменской слободе и Каменскому заводу, поскольку материалы более ранних переписей их населения не были доступны автору. Список этих и других источников, использовавшихся в работе над первым томом материалов для словаря, помещен в приложениях.
Сведения о распространенности фамилий в наши дни заимствованы в основном из двух опубликованных источников: книги «Память» (по Свердловской области, Далматовскому и частично Катайскому районам Курганской области) и «Списка абонентов Свердловской городской телефонной сети» (по состоянию на 1 января 1974 г.).
Данные книги «Память», составлявленной на основе учетных материалов районных военкоматов, приводятся преимущественно по районам, расположенным на территории бывшего Камышловского уезда (кроме Катайского района Курганской области, сведения по которому опубликованы только частично в дополнительном томе), а также по тем районам Свердловской области, где рассматриваемая фамилия может считаться коренной. При этом обозначение «Нижний Тагил» относится не только к самому городу, но и к Пригородному (Нижнетагильскому) району, а данные по г.Каменск-Уральскому не выделяются из сводных данных по Каменскому району.
Абсолютное большинство фамилий, бытовавших в 1822 г. на территории Камышловского уезда, встречается (иногда с небольшими изменениями в написании, как и в книге «Память») в телефонной книге г.Екатеринбурга (в 1924-1991 гг. — Свердловск). В этом, как в капле воды, отразились результаты двух взаимосвязанных исторических процессов, параллельно развивавшихся с 1920-х гг. и продолжающихся до сих пор: разорения и запустения уральской деревни и роста мегаполиса Екатеринбурга, население которого за последние 80 лет увеличилось в 15 раз. Потомки камышловских крестьян, оторвавшиеся от своей малой родины, живут сегодня по всей России и далеко за ее пределами, но особенно много их проживает именно в Екатеринбурге.
Уральские фамилии отражают исторические и культурные связи Урала с другими регионами России, что, в частности, находит отражение в приводимых в словаре исторических примерах прозвищ и фамилий и в топонимических параллелях. При этом автором предпринимается попытка более основательно представить эти связи и параллели на материале какого-то одного региона. Для первого тома была выбрана Вятская земля (в основном в пределах современной Кировской области) 4.
Бытование фамилии в конкретном регионе (в данном случае это Камышловский уезд) проявляется в трех важнейших аспектах, тесно взаимосвязанных: историческом (или временном; об этом подробно говорится выше), географическом и социальном. Два последних показателя присутствуют в разновременных исторических материалах, от XVII в. до нашего времени, но наиболее полно отражены в анализе исповедных росписей 1822 г. Отнесение носителей фамилий к той или иной социальной группе (крестьяне, мастеровые, заводские непременные работники, отставные солдаты и солдатки, мещане и купцы, священно- и церковнослужители и др.; указывается также принадлежность к старообрядчеству) производится в соответствии с определениями источника и, как правило, не вызывает трудностей, чего нельзя сказать о топонимике, до сих пор недостаточно изученной. Необходимо оговорить особо, что списки солдаток и отставных солдат каждого прихода приводятся в исповедных росписях 1822 г. среди населения приходского центра между семьями духовенства и основной части местных жителей (крестьяне, мастеровые и др.), поэтому они и фигурируют в числе жителей самих этих поселений.
В исповедных росписях 44 приходов Камышловского уезда за 1822 г. учтено около 340 населенных пунктов, в том числе один город (Камышлов), два завода (Каменский и Талицкий), острог (Катайский) и 38 сел и слобод и до трехсот деревень. Одни из них, несмотря на незначительные или существенные изменения в названии, без труда отождествляются в документах различного времени: Камышевская слобода — Камышловская слобода — город Камышлов, Колчеданский острог — Колчеданская слобода — с.Колчедан, д.Пирогова — с.Пироговское, с.Пирогово, д.Полдневая — д.Щипачева (Средняя Полдневая, Ялунина) — с.Щипачи, и т.д. В других случаях подобное отождествление не бесспорно или просто невозможно: в частности, неясно, какой из двух деревень Мостовых переписи 1710 г. соответствует д.Мостовая в приходе с.Юрмытского, какова судьба двух деревень Грязнушских из прихода Ильинской слободы, и какая из двух деревень Красногорских в Каменской слободе, упоминаемых в ревизии 1745 г., называлась позднее Монастырской. Немало курьезных поворотов и переплетений в истории именований двух соседей-близнецов — сел Юрмыцкого и Вновь-Юрмыцкого.
В словаре могут встретиться разночтения в названиях отдельных мест: слободы — Юрмытская/Юрмыцкая, Угетская/Угецкая; деревни: Баинова/Байнова, Кунарская/Кунярская, Чусовская/Чюсовская, и т.д. Как правило, это вызвано различным написанием топонимов в разных источниках.
Облегчить ориентацию в местной топонимике призвана роспись состава приходов Камышловского уезда на 1822 г., помещенная в приложениях и дополненная сведениями о современных названиях существующих ныне поселений и других именованиях, установленных в ходе подготовки книги к изданию. Приходы и населенные пункты размещены в том порядке, в каком они перечислены в исповедных росписях за этот год. При этом каждое поселение получает индивидуальный двухчастный индекс (или два индекса, если его жители были прихожанами двух храмов), в котором первая часть соответствует порядковому номеру прихода, а вторая — поселения внутри данного прихода. Эти индексы используются в статьях для отождествления поселений, имевших в разное время различные названия, и перечисляются в конце каждой статьи для полноты представления о распространении фамилии по территории уезда. Той же цели служат помещенные в этом же приложении планы-схемы приходов.
Дополнить представление об антропонимике Камышловского уезда поможет еще одно приложение — частотные списки мужских и женских имен, составленные по данным метрических книг всех 44 приходов уезда за тот же 1822 г. 5 Сравнение с данными по Свердловску на 1961 г. и по Смоленской области на 1992 г. наглядно свидетельствует о масштабах потерь, понесенных этой частью нашего антропонимического фонда: абсолютное большинство имен, дававшихся детям нашими предками, совершенно вышло из употребления, многие из них звучат для наших современников архаично или знакомы только по образованным от них фамилиям. Восполняя этот пробел в знаниях, мы возвращаем себе еще одну важную часть нашего общего культурного достояния.
* * *
Пользуясь случаем, автор выражает сердечную признательность: сотрудникам ГАСО и РГАДА — за создание условий для работы с материалами этих архивов; Топонимической лаборатории кафедры русского языка и общего языкознания УрГУ и ее руководителю, член-корреспонденту РАН, профессору А.К.Матвееву — за любезно предоставленную возможность пользоваться полевыми материалами и справочными изданиями из фондов лаборатории; членам Ученого совета Центральной научной библиотеки УрО РАН, сотрудникам Археографической комиссии РАН и ее председателю, академику РАО, доктору исторических наук профессору С.О.Шмидту и всем, кто в той или иной форме принимал участие в обсуждении первого тома материалов для «Словаря уральских фамилий» и своими доброжелательными и квалифицированными советами и суждениями содействовал улучшению текста публикации; членам своей семьи — маме, жене и сыну — за понимание, моральную поддержку и помощь в работе.
Чрезвычайно важной была информационная поддержка, оказывавшаяся проекту «Родовая память» на протяжении четырех лет сотрудниками екатеринбургского телеканала АТН и прежде всего его генеральным директором А.Ф.Пашковым, московским писателем и журналистом Д.Г.Шеваровым, а также безвременно ушедшим из жизни екатеринбургским поэтом и журналистом Я.Б.Андреевым.
Подготовка книги в столь короткий срок — менее чем за три года — была бы невозможна без постоянного организационно-технического содействия екатеринбургской фирмы «Е.Теl» («Редакция АЛЛО») и лично М.В.Баклановского. Существенная помощь в решении технических проблем в работе с текстом была оказана также А.Н.Виноградовым.
Изготовление тиража книги стало возможно исключительно благодаря финансовой поддержке ООО «Дизайн - Продинвест», которому (в лице его Генерального директора В.М.Шадурского) автор выражает особую признательность.
Автор глубоко и искренне благодарен всем, кто так или иначе внес свой вклад в публикуемую ныне работу, в том числе многочисленным своим предшественникам в деле изучения русских фамилий и истории Урала, и приглашает всех желающих принять участие в ее продолжении.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Подробнее о заселении Среднего Урала крестьянами в XVII в. см.: Мосин А.Г. Формирование крестьянского населения Среднего Урала // УРК. С. 5-10.
2 См.: Мосин А.Г. Прозвище или имя? // Вторые Татищевские чтения: Тез. докл. и сообщ. Екатеринбург, 28-29 апреля 1999 г. Екатеринбург, 1999. С.246-250.
3 ГАСО. Ф.6. Оп.2. Д.443.
4 Для топонимики главным источником служит справочник «Кировская область: Административно-территориальное деление на 1 января 1978 года» (Киров, 1978), для фамилий — «Список абонентов Кировской городской телефонной станции» (Киров, 1983) и материалы проводившейся в 1806-1807 гг. переписи грамотных крестьян шести уездов Вятской губернии: Глазовского, Елабужского, Котельничского, Нолинского, Слободского и Яранского (ГАКО. Ф.582. Оп.5. Д.109).
5 ГАСО. Ф.6. Оп.1. Д.330.
Друзья, пожалуйста, нажимайте на кнопки соцсетей, этим Вы поможете развитию проекта!